Художник
Первый раз увидев работы Кати Царёвой, ловишь себя на мысли об их нездешней природе. Ну, не могли эти цвета, эти образы родиться на местной земле. И точно, Катя до одного прекрасного момента с Ижевском никак не была связана, жила себе на юге страны, в Краснодаре. Рисовала с раннего детства, училась в КубГУ на «Архитектуре и дизайне», работала по специальности. Правда, недолго — до 2010-го, начиная с которого живопись была переведена из увлечения в профессию и призвание. А нездешность картин, кстати, объясняется просто — они принадлежат собственному и неповторимому миру художника и городской прописки не имеют.
У меня дизайнерское образование. Сейчас осознаю, насколько просто заниматься дизайном и насколько сложно — искусством.
Цель каждого художника — быть неповторимым. Муки творчества возникают совсем не из-за того, что художник писал какие-то сцены ада и болел от этого. Ты постоянно думаешь, правильно ли ты все делаешь? Это ли делаешь? Что ты можешь открыть? А ведь не можешь уже ничего открыть — все давно открыто. Может вообще не стоит этим заниматься?
Дизайнер делает логотип и знает, что получит за него деньги. А художник никогда не знает. Ты всегда что-то делаешь и не знаешь, кому это нужно. В период становления ты вообще никому не нужен и это не просто пережить.
Нет амбиций — не иди в художники. Иначе всё закончится на первой же выставке. Все растворится. Амбиции — это, когда живешь в Ижевске, но уже знаешь, что тебя будут выставлять в Нью-Йорке. И что твои картины стоят очень дорого.
Цена работы — то, насколько признано твое искусство. Когда покупают дорого, можешь поставить крестик — я прошел дальше.
Спрашивают: «А продай картину? А сколько она стоит?» Я говорю: «Слушай, ну, ты не купишь все равно». Обыватель никогда не купит дорого картину, даже если он в состоянии это сделать. Он просто не сможет переварить эту цену, понять ее. Каждый раз задумываюсь — сейчас продашь, а вдруг потом через полгода встретишься с каким-нибудь коллекционером, а картины уже нет.
Художник не должен быть менеджером, но, в наше время в России, ему приходится им быть. Потому что, если ты собой не займешься, никто тобой не займется.
Современное искусство провозгласило и продвигает идею, что художником может быть любой человек. И что неважно, каким языком и как ты владеешь. Мир готов ко всему, и нет понятия «можно» и «нельзя».
Никогда не думала, что живопись должна быть академической. Мама заложила такое видение мира с самого детства. Она говорила: «Видишь, не обязательно изображать лицо таким, какое оно есть. Оно может быть смазано, мир может искажаться, люди могут видеть его по-другому». Гоген был любимым художником с первого класса.
В четыре года рисовала балерин, которые стояли на одной ноге. Есть такое правило, когда рисуешь фигуру — яремная впадина должна быть на одной оси с пяткой. Тогда смотришь на фигуру, и она не падает. Обычно дети этого не могут уловить.
Когда живешь в Краснодаре, не думаешь, что где-то лежит снег по полгода и не растут абрикосы. Не представляла даже в каких-то глубоких страшных снах такую зиму и лето, но деваться некуда — так случилось, что я живу в Ижевске.
Все случилось очень банально, ездила на музейную практику в Питер и познакомилась с будущим мужем. Он оказался ижевчанином.
На набережной стоят абстрактные скульптуры Валерия Казаса из Краснодара — «последнего русского модерниста», как назвал его Марат Гельман. Всё остальное, что там сделано, для меня слишком театрально. А людям нравится, они гуляют по набережной, залезают на металлолом, на все эти штуки. Дети фотографируются, им прикольно. Скульптуры Казаса никто не оценил. Но как раз они и были настоящим искусством.
В Краснодаре есть художники, которых знают по всему миру — арт-группа «Ресайкл», например.
Сейчас очень быстрое время. Все известные современные художники признаны уже при жизни.
Мир художников — жесткая конкурентная среда. Несмотря на то, что вроде как мы все не конкуренты друг другу. А с другой стороны, есть ограниченное число галерей в Москве, куда можно попасть. И ограниченное число художников, которых туда берут.
Художник должен быть публичным. В Москве, чтобы тебя заметили и куда-то взяли, необходимо ходить по выставкам и общаться. Да, ты можешь присутствовать в интернете и показывать свое искусство. Но люди, которые им реально интересуются, хотят видеть картины в живую.
Мои картины не про то, чтобы на них посмотреть и сказать: «Ага, хорошие тени. Хорошо прописана форма. Какие прекрасные лессировки. Какая лепка формы». Это общая концепция мира, которую я вам показываю. И вот эта тетя, которая там лежит или сидит, или бежит, или все что угодно делает, она всего лишь часть замысла, часть этого мира. Хотя форма и тени тоже важны — это язык, к которому я шла
Если бы я заботилась о том, что подумает зритель, красила бы цветы вот такого формата и продавала бы их за 10 тысяч рублей по три в неделю.
Главное — высказывание. Может быть, вам будет казаться, что какой-то художник рисует как курица лапой. Но у него тоже есть мастерство определенное, он к нему шел. Представьте себе, шел к тому, чтобы рисовать как курица лапой. Когда ты не ребенок, это не просто. А еще сложнее, когда есть образование.
Я человек масштаба, мне нравятся большие и чистые вещи.
Испытываю чудовищные муки, когда вижу плохую композицию. Особенно, когда это касается меня, моих работ, жилища — всего чего угодно, где я решила вдруг, что здесь должна быть идеальная композиция. Это превращается в болезнь — не может быть здесь так, должно быть чуть-чуть вот так. Глаз, он начинает своей жизнью жить.
В музее обычно бегаю. Если меня что-то заинтересовало, или какую-то работу я хотела специально посмотреть, ну задержусь, может быть, на пять минут.
Не могу сказать, что меня что-то может прямо удивить. Может тронуть. Когда вижу хорошие вещи, они меня трогают.
Открытие выставки для того и существует, чтобы общаться с художником. Ко мне подходили милые дядечки, дарили цветы. Очень приятно, когда тобой интересуются. Поэтому, когда будете на выставках, общайтесь с художниками, задавайте дурацкие вопросы.
