Поэт
Книга «Капитал» писалась три года. Изначально я не думал это вообще собирать в книгу. Там есть 7 поэм. Вообще в современной поэтической традиции не принято писать в этой форме, но мне это показалось забавным, смешным и веселым. В ней много 18+.
Я рос в Можге, и мой микрорайон назывался «два» (соседний — «один»). Я очень завидовал жителям Питера, которые выходят на Невский проспект, а там метаются тени Гоголя, Достоевского, персонажи, наполняющие наши умы. Они-то и облагораживают города. Если по улице проехал Евгений Онегин, то уже есть вероятность, что на этой улице будут меньше мусорить и блевать, меньше кидать бычки. Это одна из миссий художника — заколдовывать города, чтобы там было лучше жить. В этом и состоит корпус целей моей книги «Капитал». Она про то, что для меня ценно. Поэтому там много удмуртского.
6 лет я учился заочно, приезжал в Москву на сессии, потом поступил в аспирантуру. Да, лично мне это помогло, я нашел там некоторое общение, и оно пошло мне на пользу.
Выбирая вуз, на самом деле мы выбираем не образование, мы выбираем среду, где будем кем-то становиться, как-то себя называть. Там (в литературном институте) мне нравится именно среда. Много совсем безголовых людей, которые говорят примерно так: «Вот я великий поэт, вы еще все обо мне узнаете». Очень много энергии и сил в этом, много интересной конфронтации. А это очень классно, когда тебя критикуют и называют причины по которым твои стихи кажутся плохими. Там всем хочется проявить себя. Особенно на первых курсах в литературный институт слетаются гении. Это очень интересно и увлекательно — наблюдать за этими людьми. Да и я, наверное, вел себя также. Возникают неподдельные споры, а мне очень нравятся эти живые эмоции. Ко 2-3 курсу эта гениальность немного снижается, и на 5 курсе все сидят расслабленные, в курилке, равнодушно слушают от первокурсников то, что сами говорили когда-то. Потом приходит время писать диплом... А что такое писать диплом в литературном институте? Для поэтов это 700 строк. 700 стихотворных строк. И тут все вдруг вспоминают, что они тоже гении. Это такое «бабье лето»: все начинают творить. Конечно, есть процент и тех, кто рано понимает, что ему это не надо, и отчисляется.
Москва — это удмуртский город. Сейчас я пишу диссертацию по творчеству Кузебая Герда. Сижу в архивах и библиотеках и постоянно работаю над материалами, конспектирую историю удмуртской литературы. Я не отвлекаюсь от удмуртских тем, я постоянно рассказываю о них в Москве, и это очень увлекательно для москвичей. Они не знают, что у них тут под боком такая республика — большая и таинственная. Ну что там, автомат Калашникова и Бурановские бабушки? А дальше никто не углублялся. Никто не знает историю появления Земли по мнению удмуртов, а она такая удивительная и неожиданная. И я люблю об этом рассказывать в Москве, поэтому я думаю, что продолжу писать об Удмуртии.
Захотелось узнать, почему памятник человеку стоит, а я не знаю о нем почти ничего. 1 ноября 10-го года я пришел на вечер памяти Кузебая Герда в Грифон, и меня это заинтересовало. А потом, в 16-м я читал курс лекций в том же Грифоне, в том числе и про него. Мне вообще интересно узнавать новое про народ. А Герд жил в такое время, когда только-только становился тот мир, который мы сейчас знаем. Для нас, например, пролетающий самолет — просто самолет. А в то время люди прятались в стога сена и не понимали, что это вообще летит. Они думали, что это проклятье богов. Удмуртскому народу нужно было пройти становление быстрее — узнать за 30 лет все то, что русские и европейцы проходили веками. И вот Кузебай Герд протащил это все на себе. Он написал стихотворение «Самолет» и сделал это в виде контуров самолета: описал, как гудит советский самолет, как удмурты понимали, что это такое и как оно им помогает.
То, что сейчас воспринимается как декоративная вещь и шутка (стихотворение в виде самолета), имело очень серьезные цели. И об этом в частности я и пишу диссертацию, нахожу интересные мысли.
Совсем маленький, я писал под гладильной доской, мне нравилось рисовать буквы. Встретить их потом было удивительно.
Вообще первая книга — роман, очень плохой роман. А первый мой рассказ был вообще странный, про говорящее окно. Но он гораздо лучше романа.
Современные поэтические группы часто рассеивают внимание от самого творчества в сторону демонстрации творчества. Очень легко симулировать, что ты поэт. Вот если ты художник, то нужно иметь кисть и краски, уметь сочетать цвета, знать, как правильно наносить масло, например, а тут (чтобы считаться поэтом) ничего не надо. Можно же выйти на сцену и сказать какой-то бред, а дальше уже его судьба будет складываться в зависимости от произведенного на публику эффекта.
Все зависит от задач, которые ставят люди. Внимания относительно легко добиться, даже не всегда прибегая к поэзии. Есть такой вид людей — «девочки, которые пишут стихи», и они выглядят, как племя какое-то. Я не хочу обидеть их, они, наверное, не договариваются делать одинаково, и у них нет подпольного общества, в котором им говорят: «Дамы, сегодня мы должны написать о том как нас бросили ...». Но почему так происходит? Потому что хочется внимания. А тут такая прелесть: вроде, написал стишок — и все тебе хлопают.
Перед поэзией нужно ставить другие цели, использовать иные инструменты. Сейчас часто попрекают за использование мемов и мата. Но если люди думают этими словами и в головах это уже заложено, то от этого никуда не деться, и это нужно обрабатывать поэтически. Строка за строкой. Поэзия — это же древнейшее искусство, оно появилось намного раньше прозы. Проза вообще появилась во времена Евангелия, изначально писались притчи, и они уже потом стали обрастать. До этого были другие виды мышления, более поэтические.
Поэзия про то, как мы мыслим, это своеобразная «математика идей». Лучшая поэзия — та, что открывает чугунные ворота на краях Вселенной, пробивает границы в пользу того, о чем мы не думаем и никогда бы не подумали. Вот такие цели нужно ставить перед собой. И тут, как я сказал, лучше либо ни с кем не общаться, либо выбирать.
Кто-то скажет мне, что я попса. Есть такая тусовка, которая считает себя профессиональной и правильной: они публикуются в толстых журналах, у них есть свои термины и свой мир авторитетов. Другая часть поэтического сообщества — люди, которые выбрали путь эстрадный: они ведут паблики, гастролируют и выступают по разным городам, обслуживают свою аудиторию — как правило, школьниц и студенток первых курсов гуманитарных факультетов. Это два основных направления. Мне не интересно участвовать в гонках за публикациями и одобрением мэтров, меня не устраивает ни тот путь, ни этот. «Профессиональная» часть (такими они себя считают) полагает, что я попса, «эстрадники» думают, что я не тем занимаюсь и вообще пропащий человек, который за подписчика своего ничего не делает. Я оказался нигде.
И как-то так случилось, что я просто начал писать. У меня философия выработалась: если обнаружить то, что радостно делать, от чего прямо прет, ты сам себе бросаешь вызов. Если это найти, то жить становится легче. Если найти свое дело, то можно начать по-другому смотреть на любую проблему. Не нужно ни на кого обижаться, можно пойти и делать то, от чего прет. Если не нашел, то значит нужно пойти и искать!
«Бросай филфак, поехали на Аляску». Если в гугле или яндексе набрать: «а я говорил», то сразу выйдет продолжение моего стихотворения. И это стихотворение где уже только не публиковалось. Мне пишут молодые дамы о том, что они влюбились в мое стихотворение. А я же понимаю что для молодой дамы, как и для другого человека в пороговом периоде, это все важно, и оттого не могу сказать, что это фигня, плохое стихотворение, и мне было тогда 20 лет. Сейчас это стихотворение про филфак мне не нравится: некий персонаж рассуждает о том, как круто на Аляске, и зовет туда девушку, а потом все бросает и поступает на филфак. Иногда где-нибудь на выездах просят читать его. А я бы второй раз такое не написал.
В Удмуртии есть современные поэты. Вот Герман Суслов выпускает альманах удмуртской поэзии. Он задумал это как отражение всего, что происходит. Там есть и то, например, что я не воспринимаю за существование, а Герман описывает. Он считает, что если это есть, то это нужно публиковать. И это на самом деле прекрасно! Если человек заявил о том, что он поэт, то он включается в контекст. Это значит немногое, но что-то значит.
Отличить поэзию от непоэзии — это как отличить влюбленность от другого чувства. Это никто не может сделать: только сам человек изнутри может почувствовать. Это как с лицами людей: при каждой новой встрече мы иногда видим лицо человека и считаем его странным, пытаемся угадать какие-то характерные черты и особые эмоциональные знаки, а потом привыкаем к чертам лица, и к характеру целиком, можем с этим человеком общаться и легко читать его. Можно узнавать тексты как людей — лично мне это помогало понять больше, чем при поверхностном чтении. Мы узнаём текст и привыкаем к нему на четвертое-пятое прочтение. Задача, искусство или не искусство, решается ответом на вопрос, влюблены мы в него или нет. Я для себя это так решаю.
Меня всегда привлекало творчество Велимира Хлебникова и Даниила Хамрса, а вот Дмитрий Пригов мне долго не нравился. А потом вдруг понравился. Я прочитал одно его стихотворение, и оно звучало так лихо, так по-родному, что я начал его читать. Мне Пригов стал близок, я стал угадывать его. Пригов как-то сказал (это было в Ижевске): «Смысл жизни во всех ее проявлениях!», и эта фраза стоит теперь у меня в эпиграфе к одной поэме.
Я жил действительно много где, и чтобы говорить о том, откуда я, стоит, наверное, больше по языку судить. Я в основном пишу на русском. Всем говорю, что я поэт-писатель русский. Часто называют ижевским. Наверное, это по большей части так. Сейчас в Ижевске население такое же по количеству, какое было в Петербурге в серебряный век, и эти движения очень похожи. Много интересных связей, течений и потоков образуется. Как сказал один мой знакомый, общество — это не совокупность индивидов, а совокупность связей. И вот это очень точная формула.
Во все переломные моменты — когда мы от старого уже ушли, а новое еще не умеем — очень важно уметь наладить связь. Имя Герд переводится как «связь»: он налаживал эту коммуникацию. Такие люди очень нужны, он изучал языки, чтобы понимать не только слова, но и коды, на которых люди общаются. Я в какой-то степени у Герда этому и учусь.
— 3 самых значимых для тебя писателя.
— Даниил Хармс, Александр Пушкин и Николай Гоголь. А вообще все авторы книг, составляющих европейские и азиатские основы, поэтому я сюда еще припишу все народы, которые создали свой фольклор.
— 3 человека из Ижевска, кого рекомендуешь пригласить на завтрак.
— Германа Суслова: он более практический человек, от него вы узнаете больше об обстановке поэтической Удмуртии.
Александра Бречалова позовите: мне интересно почему он говорит такими странными словами с народом.
И еще Руслана Муратова.
Автор: Татьяна Виноградова
