Евгений Столов
22 июня 2015, понедельник

Евгений Столов

главный режиссёр театра «Молодой человек»

Культурология бывает экстенсивной, когда у вас есть список из сотни книг программной литературы, и интенсивной. Второй вариант — когда на парах вы смотрите «Солярис» Тарковского и читаете «Братьев Карамазовых», но не весь роман, а только небольшой фрагмент. Так, как это происходит на занятиях еще и преподавателя культурологии Евгения Вадимовича Столова.

Отец троих детей. Младшенький в девятом классе. А старшенькая уже внука и внучку подарила — такой диапазон.

Вскрыл родословную до прапрадеда. Он и прадед — оружейных дел мастера. Потом три сына: мотогонщик, станкострой на «Ижмаше», третий вот дед мой — умер рано, я его не видел, тоже на машзаводе работал. Отец — инженер-конструктор спортивных мотоциклов, мать — учитель немецкого. По материнской линии дед — осматривающий оружие в войсках Западно-Сибирского военного округа.

Закончил оружейную специальность. 12 лет работал инженером.

На культурологии задавал вопрос студентам: «Поднимите руки, кто хотел стать человеком той профессии, которой вы учитесь?» Группа 20-25 человек. Трое поднимали. Это очень серьёзная проблема. Никто не знает, где твоё, а где нет.

Убеждён, что каждый человек талантлив. Но, понимаете, талант — это же такое природное ископаемое, иначе и не назовёшь. Как нефть, то глубоко лежит, то на поверхности. Иногда разработку ведут открытым способом, как у Моцарта. А к кому-то туда надо очень долго пробиваться.

Артисты — наверняка все талантливые, надо только, чтобы они заговорили о своём. Сериалы смотришь — все одинаково играют. Бывает так, что хороший актер попадётся, и что-то другое получается. А в основном всё типовое: и лицо, и одежда, и мода.

Интереснее индивидуальности ничего нет.

Считал, что если искусство не про человека — это не интересно. Саша Соколов говорил: «Не человек — тема искусства, а образ человека». Вроде бы разница небольшая, а на самом деле — огромная.

Переписал инсценировку «Школы для дураков». После премьеры. Перечитывал Сашу Соколова, смотрел спектакль — чувствую, уклон какой-то не туда сделал — надо было вот это вытащить.

Прочитал — понравилось. Но разобраться в том, что именно — тоже непростая штука. Вроде бы такое прочитал! Начинаешь рассказывать, чувствуешь — не то говоришь.

Что мы вообще делаем как театр? Чего хотим от зрителя? Пришли к выводу простому, что мы делимся интересом.

Странная штука театр. Все же знают, что это не на самом деле. А что же переживают тогда? Дездемону задушили, а она выходит на поклон в конце. Почему же слёзы идут, когда хорошо сыграно? Делаю вывод, что смерть Дездемоны была подлинная. Не в биологическом смысле, в каком-то другом. Мы что-то понимаем и про себя, и про неё в этот момент.

Хороший артист ничего не навязывает зрителю. Он решает свою проблему, при этом он открыт. Бывает, что люди неделю потом ходят, не могут от впечатления отделаться — так хорошо сядет. Никакой мастер-класс не сравнится.

По Мамардашвили (Мераб Мамардашвили — советский философ) культура — «возможная невозможность». Она не от природы. Человек вдруг по своей воле начинает что-то творить, что-то строить, писать, а другие — читать. И вдруг «Над вымыслом слезами обольюсь». Какие-то потрясения — иначе скучно жить.

Пока молод — всё нормально, всё впереди. Потом заканчиваешь институт, и начинается другая история. Как-то удачно заведено, что на первую часть жизни даются заряженные батарейки. Ты их не бережёшь. Но за это время твоя задача, найти какую-то сеть 220, к которой можно подключиться — найти себя. И тогда будет греть, светить, крутить, паять и всё что угодно. Для нас — это театр.

Зрители нашего театра — это молодые люди от 6 до 180 лет.

В кинофильме советском «Запасной игрок» поют:
«Ваша поступь пусть будет тверда
И во всём поспевая за веком,
Очень важно себя никогда
Не считать пожилым человеком!»
Это наша песня.

Очень важная штука — связь времён. Что ты не делай, а проблема отцов и детей никуда не девается. Она не решается. Это нормально. Идут молодые, очень часто от противного: мудростью-то молодость редко когда блещет. В результате возникает разрыв между поколениями. Когда ни отцы, ни дети друг друга не понимают.

Чем нам интересен другой человек? Тем, что он на нас похож или тем, что он на нас не похож? Вот смотрите, если второе, то у нас не будет ничего общего, с чего мы будем начинать. Значит он нам интересен и тем, что он похож, и тем, что не похож. Когда обе стороны видят друг в друге и общее, и различное, начинается восстановление связи времён.

Наш режиссёр Андрей Опарин сделал вдруг спектакль по Гайдару «Мальчиш-Кибальчиш». О детях, которым начали навязывать что-то отцовское. Ну, они от нечего делать стали читать, издеваясь. И втянулись!

Главное воспитать труппу

Одно время были такие неровные спектакли. Понял, что надо учить артистов. Постановочную работу отодвинул всю. Занимался именно как режиссёр-педагог. И вот теперь снова постановочная работа. А от спектаклей неважных кто застрахован?

Спектакль сыгран — всё. И есть ощущение выполненного. Теперь можно спать ложиться.

Отзыв написали: «У вас заканчивается спектакль, а уходить не хочется».

Надо любить зрителей, которые любят твой театр.

Интересно не столько про театр разговаривать, сколько с вами разговаривать. Сейчас подумал, что этот завтрак мне тоже нравится.

Разделить завтрак с друзьями